merseysider #23
стилизации
главное – не результат, а процесс
- Торнхилл через “эйч”?
Я нагнулся и положил ему на стол документы. Пока он разбирался с моей фамилией, я попытался решить, что же меня всё-таки раздражало больше: его пакостный бледно-салатовый пиджак или розовая гвоздика на лацкане.
- Отлично, мистер Торнхилл. Кажется, у нас есть то, что вы ищете.
С этими словами он захлопнул журнал, в который только что внёс моё имя, и воззрился на меня с плохо скрываемой радостью. Держу пари, он сегодня же поставит свечку за моё здравие.
«Что ж, - подумал я, - я и не сомневался, что найду его только в такой дыре, как ваша».
Риэлторская контора Монте Апартадо, несмотря на приличную рекламу в прессе, при первом же взгляде на себя не оставляла ни тени сомнения в том, что в молодости она была сараем. Хотя «была» сказано слишком громко. Уже через две минуты нахождения внутри я пришёл к выводу, что им она и осталась.
Лепски, сорокалетний лысеющий коротышка с усами, смахивающими на щётку швабры, едва успел спрятать в стол журнал с какой-то девицей на обложке, когда я вошёл, хотя о своём визите я предупредил заранее. Наверное, просто привык, что клиенты его кидали. Недоумение Лепски возросло ещё больше, когда я изложил свои пожелания.
Не тратя попусту времени, он тут же предложил показать мне дом и, можно сказать, с особым рвением настаивал на личном сопровождении; очевидно, боялся, что, увидев дом, я, чего гляди, дам дёру и мне понадобится хорошая порция словесного допинга с его стороны. Я потирал подбородок, морщил брови и со скептическим видом внимал его притянутым за уши доводам, хотя с первого же взгляда понял, что это именно то, чего я хотел....
Я нагнулся и положил ему на стол документы. Пока он разбирался с моей фамилией, я попытался решить, что же меня всё-таки раздражало больше: его пакостный бледно-салатовый пиджак или розовая гвоздика на лацкане.
- Отлично, мистер Торнхилл. Кажется, у нас есть то, что вы ищете.
С этими словами он захлопнул журнал, в который только что внёс моё имя, и воззрился на меня с плохо скрываемой радостью. Держу пари, он сегодня же поставит свечку за моё здравие.
«Что ж, - подумал я, - я и не сомневался, что найду его только в такой дыре, как ваша».
Риэлторская контора Монте Апартадо, несмотря на приличную рекламу в прессе, при первом же взгляде на себя не оставляла ни тени сомнения в том, что в молодости она была сараем. Хотя «была» сказано слишком громко. Уже через две минуты нахождения внутри я пришёл к выводу, что им она и осталась.
Лепски, сорокалетний лысеющий коротышка с усами, смахивающими на щётку швабры, едва успел спрятать в стол журнал с какой-то девицей на обложке, когда я вошёл, хотя о своём визите я предупредил заранее. Наверное, просто привык, что клиенты его кидали. Недоумение Лепски возросло ещё больше, когда я изложил свои пожелания.
Не тратя попусту времени, он тут же предложил показать мне дом и, можно сказать, с особым рвением настаивал на личном сопровождении; очевидно, боялся, что, увидев дом, я, чего гляди, дам дёру и мне понадобится хорошая порция словесного допинга с его стороны. Я потирал подбородок, морщил брови и со скептическим видом внимал его притянутым за уши доводам, хотя с первого же взгляда понял, что это именно то, чего я хотел....
Сентябрь выдался промозглым. Сутра синеватая туча затянула часть неба над городом и кокетливо зависла, оставляя людей в раздражающем неведении относительно того, придётся им сегодня промокнуть или нет. Прогнозы метеорологических служб как обычно вносили свой вклад в и без того достаточно туманную атмосферу, обещая "возможные" осадки. Прохожие хмурились, втягивали шею в поднятые воротники плащей и, уткнувшись взглядом в мостовую, спешили по своим делам.
Блэйн Бромби катил на казённом велосипеде по почти безлюдному проулку, маневрируя меж мусорных баков, и мысленно подсчитывал произведение восемнадцати на двадцать три. Не самое безопасное занятие при езде на велосипеде, скажу я вам, ведь давалось оно ему отнюдь не легко, но Блэйн ничего не мог с собой поделать. Его голова была постоянно забита всякой ерундой, помогавшей, как считал он сам, развивать интеллект и проникать в суть вещей. Когда-то он решил, что корень его проблем в том, что у него ленивый ум. Эти две цифры крутились в его в голове с самого обеда.
Забежав в контору в начале первого, Блэйн обнаружил у себя на столе интересный свёрток. Завёрнутый в плотную бумагу нехарактерного лилового оттенка, он был туго перетянут серебристой бечёвкой в нескольких местах. О содержимом можно было строить самые невероятные догадки: с одной стороны предмет был абсолютно плоским, с другой же, напротив, сферически выпуклым, и весил солидно. Поскольку в основном курьерские заказы делались местными юридическими, финансовыми и прочими подобными фирмами, Блэйн привык к тому, что развозить ему приходилось однотипные пакеты с документами. Этот же ни шёл ни в какие ворота, к тому же на нём напрочь отсутствовали надписи или любые опознавательные знаки. Юноша внимательно изучил свёрток со всех сторон и осторожно попытался прощупать содержимое, но это не принесло никаких результатов. Пакет сопровождался запиской, гласящей, что его требовалось доставить по адресу Мэскот-стрит, дом двадцать три к шести часам вечера. Почерк принадлежал старшему клерку. Больше о таинственном пакете Блэйну узнать не удалось ничего…
Блэйн Бромби катил на казённом велосипеде по почти безлюдному проулку, маневрируя меж мусорных баков, и мысленно подсчитывал произведение восемнадцати на двадцать три. Не самое безопасное занятие при езде на велосипеде, скажу я вам, ведь давалось оно ему отнюдь не легко, но Блэйн ничего не мог с собой поделать. Его голова была постоянно забита всякой ерундой, помогавшей, как считал он сам, развивать интеллект и проникать в суть вещей. Когда-то он решил, что корень его проблем в том, что у него ленивый ум. Эти две цифры крутились в его в голове с самого обеда.
Забежав в контору в начале первого, Блэйн обнаружил у себя на столе интересный свёрток. Завёрнутый в плотную бумагу нехарактерного лилового оттенка, он был туго перетянут серебристой бечёвкой в нескольких местах. О содержимом можно было строить самые невероятные догадки: с одной стороны предмет был абсолютно плоским, с другой же, напротив, сферически выпуклым, и весил солидно. Поскольку в основном курьерские заказы делались местными юридическими, финансовыми и прочими подобными фирмами, Блэйн привык к тому, что развозить ему приходилось однотипные пакеты с документами. Этот же ни шёл ни в какие ворота, к тому же на нём напрочь отсутствовали надписи или любые опознавательные знаки. Юноша внимательно изучил свёрток со всех сторон и осторожно попытался прощупать содержимое, но это не принесло никаких результатов. Пакет сопровождался запиской, гласящей, что его требовалось доставить по адресу Мэскот-стрит, дом двадцать три к шести часам вечера. Почерк принадлежал старшему клерку. Больше о таинственном пакете Блэйну узнать не удалось ничего…
Штук пять бабочек неожиданно сорвалось с цветов и в беспорядке закружилось вокруг меня. Я постоял с полминуты, наблюдая переполох, виновником которого стал, и сделал ещё пару шагов в густой траве.
«Пожалуйста, уважайте права землевладельцев – придерживайтесь тротуаров и дорожек», – призывала табличка, мимо которой я прошёл две минуты назад.
Вообще-то то место, где я оказался, сам того не заметив, мало походило на наши типично ухоженные газоны; скорее это было буйство природы в её чистом виде. Да и настроение у меня сейчас, честно говоря, было такое, что хотелось топтать всё к чёртовой матери. Или вернуться и плюнуть прямо в ту табличку.
Всё было паршиво. Меня достала непроходимая серость людей вокруг, достало, что никто меня не понимал, что мало кто ценил то, что для меня было смыслом жизни, и что все они готовы были насмерть разбиться за то, что для меня не имело никакого значения; достал творческий кризис, работа у отца, университет, и хотя сейчас я бы и рад был провести в нём остаток жизни, чтобы только не стоять на этом дурацком распутье, в реальности возвращение означало резкое сокращение времени, которое мы все могли посвящать музыке, и начало неумолимого последнего отсчёта. Конец августа был не за горами, а за целую неделю я не написал ничего нового. От этого меня постоянно угнетало какое-то чувство вины перед самим собой. Плюс ко всему, именно в тот момент, когда на горизонте наконец-то нарисовалась какая-то перспектива, и мы должны были не вылезать из гаража, Алекс укатил с предками во Францию, и нам приходилось репетировать неполным составом…
последние потрясения ->
Полевые заметки Карлоса Кастанеды
Открытое море
The Hiss "Chocolate Hearts"
Я была на концерте Ноэла. Жизнь удалась.
«Пожалуйста, уважайте права землевладельцев – придерживайтесь тротуаров и дорожек», – призывала табличка, мимо которой я прошёл две минуты назад.
Вообще-то то место, где я оказался, сам того не заметив, мало походило на наши типично ухоженные газоны; скорее это было буйство природы в её чистом виде. Да и настроение у меня сейчас, честно говоря, было такое, что хотелось топтать всё к чёртовой матери. Или вернуться и плюнуть прямо в ту табличку.
Всё было паршиво. Меня достала непроходимая серость людей вокруг, достало, что никто меня не понимал, что мало кто ценил то, что для меня было смыслом жизни, и что все они готовы были насмерть разбиться за то, что для меня не имело никакого значения; достал творческий кризис, работа у отца, университет, и хотя сейчас я бы и рад был провести в нём остаток жизни, чтобы только не стоять на этом дурацком распутье, в реальности возвращение означало резкое сокращение времени, которое мы все могли посвящать музыке, и начало неумолимого последнего отсчёта. Конец августа был не за горами, а за целую неделю я не написал ничего нового. От этого меня постоянно угнетало какое-то чувство вины перед самим собой. Плюс ко всему, именно в тот момент, когда на горизонте наконец-то нарисовалась какая-то перспектива, и мы должны были не вылезать из гаража, Алекс укатил с предками во Францию, и нам приходилось репетировать неполным составом…
Полевые заметки Карлоса Кастанеды
Открытое море
The Hiss "Chocolate Hearts"
Я была на концерте Ноэла. Жизнь удалась.